19 февраля 2015 года (продолжение)
В неминуемо надвигающихся сумерках показались яркие огни фар приближающихся снегоходов: это сыновья Бориса возвращаются с заготовки дров, ловко лавируя между густой поросли березок и елей, лихо подпрыгивая на снежных дюнах. Собаки веселой гурьбой бросились навстречу кортежу из трех снегоходов. Затем мы еще долго стояли на улице, Григорий обучал нас кидать петлю – у оленеводов коми есть аналог лассо, но изготавливается он исключительно из цельного куска оленьей шкуры, выделанной особым образом. Кожаная петля собирается в кольца, а затем легким движением руки кидается вдаль, на десятки метров.
- На росомаху петлю кидаем иногда, чтобы не обнаглели они совсем. Бывает, едешь стадо смотреть, а звери уже тут как тут, все время норовят олененка утащить, вот и приходится их пугать, да что тут проку с петли – росомаха быстро разгрызает кожаный аркан, с такими зубами ей это проще простого, - рассказывает Григорий, в который уж раз собирая петлю и передавая ее Валерию.
Вскоре мы вновь оказываемся в чуме и совсем неожиданно для себя засыпаем под неторопливый, умиротворяющий говор Бориса, отвечающего на многочисленные вопросы Валерия. Неспешное, приятное общение двух заядлых охотников постепенно убаюкивает нас с Олегом, и вот уже расплываются контуры реальности: уходящие вверх своды чума превращаются в безбрежную заснеженную тундру, по которой стремительно бегут несметные стада северных оленей, пробирающихся сквозь густую пургу и метель в сторону далекого северного моря, а отчаянные оленеводы лихо проносятся на сверхсовременных снегоходах, оставляя после себя клубящиеся буруны снега… Откуда-то издалека доносится голос Бориса:
- Притомились с дороги то, может останетесь, поужинаете с нами?
Медленно приходим в себя после раннего утреннего подъема, случившегося в поезде ни свет-ни заря, а расторопная Юлия уже накрывает на стол и разливает кипяток из большого алюминиевого чайника. После вкусного ужина мы благодарим хозяев за радушный прием, вновь облачаемся в многочисленные доспехи, призванные защитить от снега и ветра, садимся на снегоходы и улетаем прочь, в ночную темноту. Лишь узкие лучи фар освещают бугристое пространство тундры впереди нас, на хорошей скорости несемся по ночной тундре в полную неизвестность, впереди время от времени возникают пологие холмы и овраги. Непогода немного утихла, тундра сменила гнев на милость, но состояние это очень обманчиво, так как под нами – почти двухметровой глубины снег, рыхлый как вата, готовый поглотить нас вместе со снегоходами, что и происходит пару раз при попадании в глубокие овраги.
Впереди – более 40 километров пути, несемся по пересеченной местности, высоко подпрыгивая на снежных дюнах, Александр и Анатолий ориентируются в ночной темноте при помощи мобильной системы GPS, подсказывающей направление движения необычных транспортных средств. Ловко орудуя снегоходом, Александр с легкостью лавирует на крутых заснеженных склонах, разгоняясь и буквально взлетая на кромки оврагов, а нам остается лишь покрепче держаться, чтобы не вылететь на полном ходу из сиденья и закрепленных позади саней. Вдруг прямо перед нами взлетает пара куропаток, одна и них буквально проносится у нас над головами, Александр, сидящий впереди, за рулем, срывается с места, пи этом слегка заглушая двигатель, прыгает с места вслед за куропаткой и исчезает позади среди глубоких снегов! Снегоход медленно останавливается, а вылетевший на полном ходу водитель с нескрываемым разочарованием возвращается из глубокого сугроба:
- Не поймал, ускользнула, а была почти в руках…
- Ну ты даешь! Удается на лету ловить дичь? – Поражаемся мы.
- Конечно, пару дней назад так и поймал, чего она понимает, ослепленная да напуганная? – Смеется Александр.
Спустя час езды по пересеченной местности, среди украшенных причудливыми формами выветривания снежных склонов и полей, мы замечаем далеко впереди одинокий огонек, судя по всему, это Сейда. И действительно, после серии отчаянных маневров среди густо растущих карликовых березок, между которыми мы проносимся как в какой-нибудь компьютерной игре, легко маневрируя джойстиком (правда, пару раз столкнувшись-таки со стволами и подмяв их под себя), мы благополучно минуем железнодорожные пути и подъезжаем к затаившейся в глубоких сугробах базе, на которой предстоит провести ночь перед завтрашним отъездом в Салехард.
20 февраля 2015 года
Утро порадовало нас совсем теплой погодой, с неба мерно сыпал пушистый снежок, не прекращавшийся со вчерашнего вечера, и первым делом мы решили прогуляться по окрестностям Сейды. По совету нашего неизменного гида Татьяны, облачившись в валенки, торим тропу в сторону протекающей поблизости реки Уса. Некогда людный поселок, точнее то, что от него осталось, стоит в красивом и очень живописном месте, на высоком берегу реки, поросшем низенькими елями, березами и ивами. Судя по всему, в летний период здесь все утопает в зелени, поют птицы, а река богата рыбой. У тропы стоит, глубоко зарывшись в снег, ржавый катер, гордо вздымая свой нос навстречу водной стихии, на палубе и рубке, напрочь лишенной окон, нависли снежные карнизы. Олег решается пробраться к катеру, и тотчас же увязает в рыхлом снегу по колено, затем – по пояс и, наконец, по грудь. «Пухляк» буквально засасывает вас при любых попытках преодолеть снежную целину. Мы весело смеемся над этим конфузом, и следом уже Валерий пробирается к носу кораблика, на который не так то просто попасть. Делаем фото на память, после чего мои спутники с разбегу ныряют в рыхлый снег прямо с палубы, и некоторое время отряхиваются от попавшего в валенки и за шиворот «пухляка».
- Как же тут хорошо! – Резюмирует наши впечатления Валерий, и вот мы уже стоим на самом берегу широкой, просторной реки Усы, окруженной бескрайней лесотундрой, манящей жителей Воркуты и других городов республики Коми во время короткого летнего сезона. Медленно умирающий поселок Сейда, уподобившись Священному камню, в честь которого он и был назван, со своего высокого берега взирает пустыми глазницами школьных окон на заснеженные дали, на красоту первозданной северной природы, так и оставшейся непокоренной несмотря ни на какие потуги людей, пытавшихся изменить ее, заставить служить себе. Гордый, суровый северный край молчаливо хранит свои тайны…
Через час Александр доставляет нас на все том же снегоходе с прицепом, - иного транспорта, равно как и дорог в поселке нет, - на железнодорожную станцию, прямо к поезду, состоящему их трех вагонов, один из которых почтово-багажный, второй – пассажирский, сидячий, и, наконец, купейный. Проводник шутит по поводу нас:
- Что, Саня, снова туристов привез? Так ты их вези на снегоходе до Лабытнанги, так быстрее получится, чем на нашем поезде, всего то 170 километров, за пару часов долетишь, а с нами им целый день трястись.
Поезд и впрямь чудной: стоит он подолгу на каждом полустанке, возит преимущественно вахтовиков, которым нужно попасть в Лабытнанги, от него рукой подать до Салехарда, а по пути еще и раздает чистую питьевую воду жителям крохотных населенных пунктов, приютившихся вдоль железнодорожного полотна, построенного в 50-е годы узниками ГУЛАГа. По замыслу «Вождя всех времен и народов» железнодорожная ветка должна была соединить воедино Воркуту и Салехард, но в 1953 году, когда строительство дороги близилось к завершению, работы были полностью остановлены, что объяснили их высокой стоимостью и нецелесообразностью дальнейшего вложения народных средств. Постепенно, в связи со сменой власти и, соответственно, курса компартии, ГУЛАГ стал понемногу распускаться, зоны, расположенные вдоль железной дороги, закрывались одна за другой, и постепенно железка превратилась в провинциальную и почти забытую. Теперь по ней ходят лишь служебные поезда, пассажиры которых, впрочем, времени зря не теряют а, закупившись всем необходимым в специально для них открытой продуктовой лавке, что на станции Сейда, долгие часы проводят в алкогольной релаксации. Неудивительно, что после исчерпания запасов «горючего», на первой же более-менее крупной станции мужички, уже изрядно покачиваясь, спешат к магазинам, чтобы вовремя позаботиться об оставшемся пути до Лабытнанги.
Мы прощаемся с Александром в надежде на то, что обязательно вернемся в эти удивительные места, садимся в купе, в крохотный состав, и последующие несколько часов проводим за разговорами и воспоминаниями о содержательном вчерашнем дне, о культуре и обычаях коренных народов севера. Конечно, без «огненной воды» и у нас не обошлось, но, как говорится, пригубили лишь для поддержания разговора. За окнами мерно проносятся однообразные пейзажи: покрытая снегом тундра с почти неразличимой линией горизонта, одинокие карликовые березки да ели, развалины некогда стоявших вдоль путей лагерей, в которых мотали срок десятки и сотни тысяч политзаключенных. Поезд, не успев разогнаться, в который уж раз вновь тормозит, останавливается у напрочь занесенного снегом полустанка, на котором кого-то ждут несколько снегоходов, а дежурный по станции передает машинисту специальную металлическую петлю с цветной меткой, которая затем доставляется на следующую станцию с целью недопущения встречного движения – путь то всего один. Татьяна объяснила нам глубокий практический смысл этого тайного ритуала. Видимо, любые иные системы передачи информации до сих пор являются здесь сомнительными. Однако, удивляет то, что названия большинства станций дублированы на английский язык. Забавно видеть посреди бескрайней тундры совсем крохотный полустанок с аккуратной вывеской «Станция Чум/Chum station».
Уже в полной темноте мы пересекаем границу между Европой и Азией, проходящую по сводовой части Уральского горного хребта, попав из одной части света – в другую, из республики Коми – в Ямало-ненецкий автономный округ, кроме того, в другой часовой пояс, переведя время на 2 часа вперед. В поселке Харп, знаменитом благодаря расположенной здесь небезызвестной «пожизненной» зоне, на территории которой красуется величественный белокаменный храм, нас встречает Иван, в автомобиле которого мы преодолеваем расстояние в 70 километров, отделяющее Харп от столицы ЯНАО, крупного и очень современного города Салехарда.
