Как слово «бизнес» переводится на русский? – «Кручу-верчу, обмануть хочу!»
Уж сколько раз твердили миру, что дело не в суровости наказания, а в его неотвратимости! Что за экономические преступления сажать нельзя – а надо только строго пожурить, по крайности лишить проворовавшегося его доходного места в пользу другого жулика, еще не наворовавшегося.
Но вот неотвратимость наступила – и уже чуть не каждого сотого спершего ловят, журят, лишают места и заточают под домашний арест в его хоромах с бассейном и обслугой, в том числе любовной… Но эти жулики, словно глухие к такой прогрессивной мере, все прут и прут, больше и больше, уже открыто ржут над простаком-министром, хапнувшим перед «неотвратимостью» всего два лимона долларов!
Может, все же стоит добавить к секире этой неотвратимости и секиру суровости?
Впрочем в глазах вора – весь мир сплошь из ворья. И почему он должен быть не как все?
Какая может быть у нас рыночная экономика, если олигарх Усманов запросто спер у нашей страны огромный кус – и перевел налоги с него за границу, куда и сам сбежал. А рабочие на его заводах пыхтят за гроши, потому что другой работы нет. При этом государство в лице его кривых чиновников горой за этого вора и против нищих металлургов – ведь они не заносят взятки в кабинеты тех, кто сейчас вовсю толкает эту «рыночную экономику».
«Малый бизнес» – это у нас эвфемизм, под которым на 90% скрывается всякий шахер-махер: от спекуляции на турецких помидорах и лже-абхазских мандаринах до рэкета и обналички. Само слово «бизнес» в переводе с английского означает «дело». Но по-нашему это – «кручу-верчу, обмануть хочу».
У нас не только малый, но большой бизнес чаще всего не производит ничего, лишь втирает очки, паразитируя на редких стройках вроде Восточного космодрома или стадиона в Питере, где объем хищений потрясает мозг. Бизнес и криминал у нас – близнецы-братья. В любом криминальном сериале, как-то стремящемся к правде жизни для привлечения зрителей, персонаж-бизнесмен сходу воспринимается как преступник и мерзавец. Сказано о персонаже: «бизнесмен» – и зритель уже знает, кого в развязке примут доблестные опера.
Наши скрепы – наши склепы
Почему наша знать из кожи вон хает все советское, включая ключевых героев, положивших жизнь за всю страну? Потому что если чтить победоносный культ тех сражавшихся за Родину, рано или поздно бросится в глаза: вчера нас хотели захватить немецко-фашистские уроды, а сегодня захватили свои олигархи, депутаты и чиновники. Ну так победим и их – как наши деды победили современных им вражин! Против чего и выступают паразиты: нет, победитель – это не герой! Герой – терпилец вроде пораженца Маннергейма, расстрелянного царя Николая, предателя Власов, откосивших от военной службы диссидентов – их культы сейчас вовсю и насаждаются.
Еще и строится Стена скорби – дабы народ скорбел, а не лез в бой против Усмановых, Вексельбергов и прочих Сечиных и Миллеров.
Царство духа и царство брюха воюют меж собой на протяжении всей истории человечества. Думаю, это связано с вечным противоречием между жизнью и смертью: хочется и сладко жить – но как-то и не до конца стать прахом после смерти. Но в чем душа сей прах переживет? После того, как Русь вновь опопела, становится все ясней – что путем покупки свечек и пожертвований на храм из наворованного билет в вечность не купишь. Только великие деяния продляют на века бренную жизнь. Отсюда и нарастающая ностальгия по СССР, в котором при всей внешней шелухе была эта иллюзия, а может, и не иллюзия бессмертия вроде «Ленин умер, а дело его живет». Или «Туполев умер, а его душа летает в его самолетах». А во что сегодня можно обратить этот полет не алчной плоти, но взыскующей чего-то сверх души?
Отсюда и наши скрепы – это наши склепы, а не космические корабли.
Кстати, по части этих скреп, так ли нужен Сталину памятник – если все, что есть вокруг нас материального, и служит ему памятником? Знаменитые высотки, являющие собой лик Москвы – это памятник кому? А лучшее в мире московское метро? А космос – материальный и духовный, заявленный в трудах «сталинских соколов», таких как Шостакович, Чкалов, Туполев и Королев? Поэтому любая, даже самых огромных размеров персональная статуя будет казаться крошечной на фоне всего сотворенного, как любят сейчас выражаться, «вопреки ему».
А насчет вопреки… Ну, так и я мог бы сказать, что родился и вырос вопреки своим отцу и матери: они, подлые, не меня рожали, а похоть свою справляли – еще и за двойки в угол ставили! Только я так никогда не скажу, потому что знаю: когда они меня зачинали, я уже был третьим в их любви друг к другу. А без любви не бывает ничего – ни дети не родятся, ни тем более великие победы, стройки и архитектурные шедевры.
Две свободы
Есть два вида свободы: свобода для чего-то и свобода от чего-то. Свобода строить, познавать, снимать хорошее кино, конструировать космические корабли и аэробусы вроде лучшего в свое время в мире ИЛ-86. В СССР такая «свобода для» была, чему свидетельство его всемирно признанные литература и кино, станки и самолеты. Хотя и были ущемления, но что до искусства – вообще необходимые согласно мудрой мысли Гете: «Цензура заставляет творца изощряться»…
Сейчас кругом «свобода от» – от личной ответственности за руководство областью, от уголовного наказания при хороших адвокатах, от совести, от разума, пасующего перед идиотической рекламой, и т.д. Беда нашего народа, что он попутал в свое время две эти свободы – настоящую и мнимую. И в погоне за второй напрочь лишился первой.
Какое озеро – такие и русалки. Можно загадить любое слово и наоборот – наполнить что-то неблагозвучное самым привлекательным содержанием. Взять к примеру слово «телевизор». На заре телевидения этот неологизм звучал символом рукотворного чуда, произносился с восхищением. В застой на него плевались. В перестройку оно стало синонимом заветной правды: телетрансляции со съездов взахлеб смотрела вся страна, как «Место встречи» Говорухина, улицы вымирали. Даже был анекдот: «– Алло, вчера такое смотрел по телевизору… – Молчи, это не телефонный разговор!»
Ну, а сегодня это слово обрело презрительный оттенок, навевает ощущение мозговой тупости, обмана, шулерства и т.п. Его вообще стараются не произносить, заменяя брезгливыми «ящик» или даже «зомбоящик». Так что не в слове дело.
При этом кто-то говорит: ну чего ты въелся на наш телевизор? Он тебе мешает? Не нравится – и не смотри!
Мне телевизор не мешает вообще; мне не дают покоя его зрители, с которыми я в одной лодке, на которых мне не наплевать, чья дурь, подогреваемая этим телевизором, лишает будущего и их, и меня. Ибо при воспеваемой сегодня во все трубы «свободы от» нам не увидеть этого будущего как свои ушей.
Почему Русская весна была так коротка?
Сегодняшняя кампания «за примирение» толкает такой тезис: какая разница – тебе ли вдули в том далеком 1918-м или ты кому-то вдул? Факт дескать в том, что некая катавасия тогда была, да и хрен с ней. Не хрен! У потомка вдувших глаза горят и руки чешутся. А потомок тех, кому вдули – моральный пораженец. И плохо, если его мораль становится господствующей: нам тогда непременно снова вдуют.
Вот так и новая коса Донбасса нашла на старый обывательский, еще советский камень: «На хрена нам эта Куба? На хрена кормить соцлагерь? На хрена кормить чучмеков? На хрена кормить Кавказ?» Как только этот камень отвердел за пазухой – Советскому Союзу и пришел конец… Казалось, что Крым, Русская весна что-то поменяли у нас за пазухами и подоплеками – но нет, недолго эта музыка играла. И снова верх взяло: «На хрена нам этот Донбасс?» То есть русская весна оказалась мгновенна, а русская зима в виде обывательского жлобства – бесконечна.
У нас уже не раз писали, что живи Христос в сегодняшней России, ему за его экстремизм наверняка вкатили б от «пятерочки» до «пятнашечки» – в зависимости от кровожадности законников. Но я больше скажу: и большинство надомных патриотов на ура одобрило б такую меру: «Все правильно, не хрен борзеть!.. Пусть посидит под шконкой, подумает… Да читал я его бложок убогий – бред собачий… Это который в храме начудил, двух полицейских покусал? Да его надо к стенке сразу!.. Типичный либераст! Знаю я, кто ему платит…» И этот заблудшей вконец и осатаневший «глас народа», а не кривосудие судов – наше главное горе.
Проклятая болезнь – и курс ее лечения
Россия сегодня – в огромной мере страна профанов, проникших путем их беспредельной наглости во все властные поры, перед чем пасуют грамотные люди. Но должен же быть какой-то предел этой профанации!
То, что несет по части экономики премьер огромной страны со 150-миллионным населением – это какой-то несусветный бред. Де мы не можем вкладывать свои рубли в наше развитие, должны ждать, пока Запад вложит в нас его купюры… А если вдруг не вложит? Тогда со скорбной мордой дуть на кладбище? Мы, конечно, настоящие терпилы – но сколько терпеть можно? Помните анекдот: «Лев говорит: ты, лиса, и ты, волк – придете ко мне на обед. – Придем, куда деваться… – И ты, заяц… – Да пошел ты в зад! – Так, тогда тебя вычеркиваю…» Когда же мы наконец проявим эту храбрость зайца?
Потрогать Сталина «за усы» хотят сегодня многие профаны, но итог всегда один: покойный из своей могилы отшвыривает их путем исторической аргументации, с которой не поспоришь. Конечно, можно все оспаривать – и что земля круглая, и что Королев, Туполев, Шостакович, Курчатов, Капица были сталинскими выдвиженцами и лауреатами, – но это уже удел идиотизма.
Насколько же сегодня в фаворе этот идиотизм – если на госканалах ТВ несут вовсе немыслимую чушь о Сталине, якобы только и казнившем всех направо и налево! А стократно умножили при нем наше производство, создав десятки новых отраслей – эти «живые трупы» из километровых списков праздного «Мемориала»?
Сталин жестоким был? Да, в отношении своей пятой колонны был. А Петр, а Грозный, а Суворов – не были? А Ельцин, наплодивший беспризорников больше, чем вместе взятые Гражданская и Отечественная?
Жестокостью блистали многие наши правители – но обращать ее в великие дела на благо масс и всей страны умели только единицы.
Есть вообще болезни, которые лечатся только кровопусканием. И чуть не все поголовно наши губернаторы, министры-экономисты, строители кривых дорог, космодромов и стадионов хворают именно такими.
Александр Росляков