19 февраля 2015 года
В начале шестого утра мы прибыли в начальную точку путешествия – на станцию Сейда, название это переводится с языка коми как «священный камень». На перроне нас встречают Татьяна, опытный туроператор, организующая путешествие по русскому северу, и Анатолий, сотрудник туристической базы, на которую мы тотчас же и направляемся на припаркованном поблизости снегоходе. Взревел мотор, Анатолий схватился за ручки управления, и мы уже несемся в прикрепленным к современному импортному снегоходу санях в сторону совсем маленького поселка. Вокруг – полная темнота, лишь свет, исходящий от станции железной дороги, где поезда стоят всего пару-тройку минут. Подпрыгивая на высоких сугробах, сидя на рюкзаках, опасаясь оказаться на очередной высокой кочке за бортом, мы вскоре оказываемся перед кажущимся маленьким одноэтажным домиком, на две трети занесенным снегом, из высоких сугробов выглядывает лишь крыша, а для того, чтобы зайти внутрь, приходится вначале спуститься по ступенькам в снегу далеко вниз. Внутри тепло и уютно, на поверку база оказалась очень уютной, идеально приспособленной для комфортного отдыха небольших групп туристов. Несколько минут спустя мы сидим за столом, согреваемся горячим утренним чаем и ароматным кофе, Анатолий рассказывает о судьбе кажущегося совсем необитаемым поселка Сейда:
- До 1996 года Сейда была успешно развивающимся поселком, здесь жило более 400 семей, поблизости – множество стойбищ оленеводов, широкая река, в которой много рыбы, леса с обилием дичи, да и близость железной дороги, ведущей в Воркуту - тоже немаловажный факт. Видели полуразрушенное трехэтажное здание? Это была общеобразовательная школа, где училось множество детишек, были талантливые учителя, как раз перед закрытием в класс труда завезли современные станки, открыли танцевальный зал. Но в середине 1990-х многочисленные поселки, разбросанные по просторам Коми, стали массово ликвидироваться, людям сложно было устоять перед соблазном, когда им предлагали взамен домов, например, в Сейде, современные благоустроенные квартиры в Санкт-Петербурге. Многие шахты были закрыты, а вместе с ними стали исчезать поселки шахтеров, население которых было обречено на безработицу и естественное вымирание.
- Анатолий, кто же сейчас живет в Сейде, есть ли вообще здесь постоянные жители, магазин, какие-то экстренные службы? – Интересуется Валерий.
- Здесь осталось всего несколько пенсионеров, которым некуда ехать, да и не хотят они расставаться с любимым местом. Молодежь то вся разъехалась, кто-куда, оленеводы живут в чумах, не привязаны они к одному месту, передвигаются вслед за стадами оленей. Домики еще есть, летом приезжают отдыхающие из Воркуты: близко, места красивые, леса вокруг. Магазин есть, всего один, скорее даже не магазин, а продуктовая лавка. Местный предприниматель открыл для вахтовиков, которые пересаживаются в Сейде с одного поезда на другой, с воркутинского – на Лабытнанги и Салехард.

В разговоре нас поддерживает Татьяна, обладающая огромным опытом в сфере туризма, многое годы посвятившая работе в этой сфере. Татьяна – интереснейший собеседник, оставшееся до отправки в тундру время мы проводим в ее обществе, получая исчерпывающие ответы на все задаваемые нами вопросы, которых, конечно же, возникает много. Все участники экспедиции впервые посещают эти места, и перед тем, как отправиться к настоящим оленеводам, нам предстоит еще многое узнать об образе жизни, традициях, верованиях кочевых народов русского севера. В 10 утра мы отправимся на снегоходах в дальнее путешествие по тундре, судя по имеющейся информации, ближайшее стойбище оленеводов расположено в 40 км. от Сейды. Пожалуй, никто из нас не преодолевал столь значительного расстояния на этом экзотичном виде транспорта. По нашей просьбе Татьяна договорилась о возможности посещения с одной из семей кочевников-оленеводов, которые в феврале обычно стоят на почтительном расстоянии от Воркуты, позднее, в марте месяце, когда рождаются молодые оленята, чумы перевозятся ближе к Сейде, олени, а вслед за ними и оленеводы, передвигаются все дальше на север, ближе к великому океану, возле которого оленьи стада оказываются в начале августа месяца. После непродолжительного отдыха у большой воды олени вновь начинают движение на юг, в ноябре месяце несметные стада пасутся на богатой мхом тундре в окрестностях Воркуты.

Наконец, настало время отправляться в путь, чему предшествовал увлекательный процесс экипировки: все дело в том, что нам предстоит провести весь день в заснеженной тундре, на пронизывающем ветру, где свирепствуют снежные бураны, передвигаться придется на снегоходах, останавливаться – на стойбище оленеводов. Конечно, не имея опыта нахождения в таких экстремальных условиях, стоит в полной мере довериться опытному гиду и проводнику. Мы утепляемся двойным слоем термобелья, плотно прилегающей полнолицевой маской – балаклавой, специальными снегоходными очками, теплыми комбинезонами, валенками и т.д. Выйдя на улицу в полной экипировке мы выглядим как настоящие полярники, даже не представляя в полной мере что именно нас ждет впереди. Размещаемся в двух снегоходах, к одному из которых пристегнуты сани, загружаем продукты и снаряжение, подарки для семьи оленеводов, и выезжаем в заснеженную тундру. Сейда остается позади, а мы мчимся на большой скорости на снежную целину, подскакивая на высоких снежных дюнах. Внезапно, прямо за поселком, нас настигает настоящий снежный буран: небо заволокло сплошным слоем облаков, солнечный диск, низко висящий над линией горизонта, с трудом пробивается сквозь пелену валящего снега, сильный приземный ветер буквально сдувает снегоходы со склонов, и нашим водителям с трудом удается удержаться на ходу. Находиться на снегоходе – это еще малая часть приключения, а вот для тех, кто сидит в санях, начался самый экстремальный момент: по мере увеличения скорости и силы ветра сани все выше и выше подпрыгивают на дюнах, время от времени снегоходы заносит, они увязают в глубоком рыхлом снегу, который местные называют «пухляк». В какой-то момент наш снегоход заносит на очередном спуске-подъеме, и мы глубоко уходим в целик, выскакиваем из саней, и тотчас же оказываемся по грудь в пушистом снегу. Попытки выбраться приводят к еще большему увязыванию в пушистую снежную ловушку, и тут мы в полной мере осознаем смысл и значение термина «пухляк». Всеобщими усилиями вытаскиваем снегоход и сани из снежной ловушки, начинаем движение дальше, при этом погода становится все хуже и хуже, снежный буран усиливается, окружающая нас тундра теряет свои очертания, линия горизонта не видна и полностью скрыта нарастающей пургой.

Наши снегоходы мчатся сквозь снежный буран, видимость почти равняется нулю, из сплошной снежной пелены то и дело неожиданно, на полном ходу возникают карликовые березки и одинокие елочки, в которые того и гляди врежется наша безотказная техника. На высоких дюнах сильно трясет, временами снегоходы буквально взлетают и проносятся несколько метров над поверхностью снегов. Ветер на ходу достигает такой силы, что кажется, будто в любой момент вылетишь из сиденья и навсегда останешься в почти двухметровой глубины снегах. Но, несмотря ни на что, мы продолжаем мчаться по просторам тундры, пока, наконец, вдалеке не возникает высокий геодезический знак. Металлическая вышка выглядит как сюрреалистическая конструкция из фильма «Кин-дза-дза», она, как маяк, возвышается среди сплошной снежной пелены, у которой нет ни начала, ни конца. На некоторое время останавливаемся в этом необычном месте, с великим трудом удерживаясь на ногах в налетающих резких порывах ветра. Несмотря на экипировку, снег уже успел попасть везде и всюду, он скрипит за пазухой, за шиворотом, под шапкой, под очками-маской, в валенках… Сопровождающий нас Александр, сын Анатолия, приходящийся близким родственником ожидающих нас оленеводов, с кем-то созванивается по телефону, после чего еще ждем некоторое время до тех пор, пока, наконец, из снежной пелены к нам приближается свет фары, - это прибывший к нам со стороны чума снегоход, призванный обеспечить сопровождение, потому как совсем недавно оленеводы сменили место стоянки, чум теперь находится на опушке леса, и дорогу туда нам покажет прибывший парнишка.

Следующая часть пути проходит уже в сопровождении Алексея (именно так зовут пришедшего нам на помощь оленевода), он идет параллельным курсом, держа на коленях неизменного своего спутника – симпатичного и преданного пса, настороженно разглядывающего нас. Морда пса заснежена, один глаз залеплен снегом, но он терпеливо лежит на коленях хозяина, управляющего в этот момент несущимся снегоходом, время от времени подпрыгивающим на дюнах и отправляющимся в свободный полет среди бурунов. Мы в пути уже пару часов, а сплошная снежная пелена все никак не расступается, создается ощущение безвременья, как будто мчишься в какую-о молочного цвета бесконечность, в которой нет ни малейшего шанса на выживание людей. Какие здесь могут быть оленеводы, как вообще человек может выживать в столь экстремальных условиях?

Наконец снежная завеса расступается, по пути следования появляются одинокие карликовые деревца, сквозь которые мчатся наши снегоходы. Вдали виднеются маленькие пихты и ели, которые в этих местах называются «лесом». Сидящий спереди Анатолий указывает рукой куда-то вдаль, и мы видим на соседнем холме большое стадо пасущихся северных оленей.
- Это – быки, тягловая рабочая сила, только самцы, которых оленеводы запрягают в оленьи упряжки, правда, их всегда кастрируют, потому они становятся более податливыми, - смеется он.
«Быки» служат в стаде по 10-13 лет, являясь только тягловой силой. Еще оленеводы содержат совсем ручных оленей, называемых «авка», их с детства приучают к общению с человеком, с ними с удовольствием играют дети. На авках надет ошейник, прямо как на собаке, рога у них спиливают, чтобы случайно никого ими не поранили. Оставив позади внушительное стадо «быков», пасущееся всего в паре-тройке километров от чума, мы подъезжаем к опушке «леса», видим на пригорке многочисленные сани-повозки и стоящий одиноко чум. Навстречу нам с радостным, но угрожающим лаем несутся многочисленные мохнатые псы. На пригорке возле чума – все семейство, за исключением женщин. Мужики заняты своими повседневными делами. Останавливаемся возле чума, нас приветствует Борис, глава семьи, и его сыновья, все они одеты в малицы – национальную одежду оленеводов коми. Помимо малицы, объединяющей в себе головной убор и шубу, они носят перчатки и специальные сапоги – «тобаки», сшитые из кожи северного оленя, на талии – кожаный пояс с ножнами. Другой тип кожаных сапог называется «пимы», они также изготавливаются из особым образом обработанных шкур оленя, часто украшаются национальным орнаментом.

Борис приглашает нас в чум, где очень тепло и уютно после долгой дороги в тундре. Просторный чум состоит из многочисленных ивовых шестов, установленных «домиком», снаружи покрыт оленьими шкурами. В своде чума – сквозное отверстие, через которое поступает свежий воздух, сквозь него выходит высокая труба металлической печки - «буржуйки». Несмотря на суровые условия и экстремальные холода, царящие в тундре большую часть года, в чуме поддерживается оптимальная для жизни температура, в самое холодное время года печку приходится топить круглые сутки. По периметру чума закреплены цветные тканевые полотнища, на ночь они опускаются вниз, превращаясь в ширмы, разделяющие чум на части, каждая из них служит для размещения тех или иных членов семьи. Отдельную «комнатку» занимают дети, другую – супруги, специальное место выделяется для гостей. На печке готовится вкусный обед, пахнет тушеной олениной. Над чайниками и кастрюлями колдует чумработница Юля, дочь Бориса, хозяина чума.

С ними живет Григорий, ее супруг и двое их детей. Всего детей четверо, двое из них сейчас живут в интернате, в Воркуте. У оленеводов принято отправлять детей в интернат, где создаются самые благоприятные условия для их воспитания и образования. Все дети оленеводов очень ухоженные, здесь не принято оставлять детей в роддоме, каждый ребенок любим и желанен. В интернатах детишки получают качественное образование, медицинское обслуживание, почти все они обладают отличной памятью, хорошо учатся. Девочки часто успешно заканчивают школу, техникумы и вузы, но редко возвращаются к кочевой жизни, - в городе слишком много соблазнов. А парни зачастую уже после 5-6 класса бросают школу и возвращаются в чум, чтобы помочь родителям в ведении хозяйства. В такой ситуации парням очень непросто найти себе супругу, ведь навряд ли в чум поедет девушка из семьи, не имеющей отношения к оленеводству. Юлия успевает выполнять всю работу по чуму: общается с нами, готовит обед на 14 человек, в перерыве стирает белье детям, находит время позаниматься с маленькой, симпатичной и очень умной дочкой, наизусть рассказавшей нам множество детских сказок. Общаясь с такими развитыми детьми, исчезают всяческие предубеждения, связанные с оленеводами.

Есть у этих людей много весьма необычных традиций, таких, например, как многоженство. У некоторых оленеводов может быть несколько жен, часто это происходит в случаях, если, например, гибнет один из братьев, и его супруга автоматически становится членом семьи оставшегося в живых брата. Она принимается в семью на равных с уже имеющейся женой. Частные оленьи стада передаются по наследству сыну, и в случае, если в браке рождается девочка (девочки), возможен прием в семью второй жены, при этом возможность рождения наследника существенно повышается. Эти традиции связаны с тяжелой кочевой жизнью коренных народов севера и необходимостью обеспечить преемственность традиций.
Вскоре расторопная хозяйка накрывает на стол, перед нами – северные деликатесы: мороженый хариус, вареная оленина, чай на талой воде и многое другое. Детишки послушно сидят рядышком, внимательно взирая на многочисленных посетителей чума. Помимо нас, за столом сыновья Бориса, работники, наши водители, тоже приходящиеся родственниками семьи. Поднимаем первый тост за знакомство и за гостеприимных хозяев, начинается неторопливая трапеза и беседа на самые разные темы. Конечно, нас прежде всего интересует, каким образом удается выживать оленеводам в столь сложных условиях почти безлесной тундры, где температура воздуха нередко опускается ниже отметки в 40 градусов Цельсия, а снежные бураны полностью блокируют путь в ближайший населенный пункт Сейду. Оленеводы улыбаются в ответ, с радостью рассказывают о своем житье-бытье, и чувствуется в их неспешной речи огромная любовь к тундре, к земле своих предков, где под огромным звёздным небом можно развалиться на оленьих шкурах, наслаждаясь кристальной чистотой воздуха с запахами цветущей тундры… Глава семейства сожалеет:
- Кочевников с каждым годом становится все меньше, многие покупают дома и квартиры, постепенно оседают в городе, недалеко то время, когда оленеводов вовсе не станет, но все же у нас есть надежда, вот и мои сыновья продолжат дело отца, в этом то я ничуть не сомневаюсь. Конечно, с возрастом становится все сложнее кочевать, но это – вся наша жизнь, иной нам не дано.
- Сколько у вас сейчас оленей в стаде? – Интересуемся мы.
- Сейчас 3400 оленей, они пасутся недалеко, километрах в 10-15 от чума, а вскоре будем сниматься и сдвигаться на север, впереди – время появления молодняка, - отвечает Борис.
- Вот это да, так много у вас оленей! – Восклицает Валерий.
- Хищники, наверное, досаждают, волки встречаются в этих местах? – Спрашивает Олег.
- Волков давно не видели, видать, перевелись они у нас, но вот росомах развелось достаточно много, нет-нет да нападут на оленей, приходится все время отгонять их, только стадо очень большое, следить за ним сложно.

Так за разговором медленно течет время, в печке-буржуйке трещат угли, тепло постепенно наполняет чум, а на улице между тем прекращается снежный буран, воздух становится кристально прозрачным, карликовые ели и пихты пронзают розовеющий на горизонте небосвод. Выходим прогуляться по окрестностям, поблизости стоит генератор, работающий на бензине, производящий электричество для освещения чума. Мужики на некоторое время выезжают на трех снегоходах в лес для заготовки дров. Два совсем ручных оленя со спиленными рогами навязчиво пристают, принюхиваясь к нашим карманам, надеясь найти что-либо вкусненькое. Смешные они такие, пушистые, с нескрываемым любопытством глядят на нас. Между тощими березками и елочками натянуты веревки, на них сушатся выделанные шкуры оленей, по соседству скучают лохматые псы, уже привыкшие к нам. Состояние покоя и умиротворения царит в этом дивном месте, посреди бескрайних просторов тундры.

Комментарии